Миражи города на Неве

    С детства хотел очутиться в Ленинграде. По детским ощущениям, он был неразрывно связан с безумно далекой Москвой. Впрочем из родной, бескрайней Сибири все казалось очень далеким. В шестнадцать лет, пересекая страну вдоль, более всего был удивлен тем, что из одного места, где живут люди, можно увидеть другое. Европейская Россия показалась мне тогда тесной.
    Впоследствии, когда уже жил за Кавказским хребтом, очень любил уйти в горы и часами смотрел на необъятный простор с селениями и городами, тающими в воздушной дымке. Над горизонтом висела в невообразимой дали пара Араратов, большой и малый. Великолепная страна моей юности так и не стала для меня родной, хотя и чужой быть перестала. В конце концов, уезжая и возвращаясь, я вернулся в Россию и вновь не на свою родину. Родина осталась в далеком детстве и родительского дома в Сибири нет. На долгие годы меня притянула Москва.
    Здесь я женился и вырастил детей. Москва приняла большую часть моей жизни и стала совсем родным городом. Здесь я испытал счастье, здесь же я узнал, как может быть плохо. Я работал, жил очень насыщенно, приобрел и потерял многих друзей и не сумел завести врагов. Москва стала моим городом и хотя я часто ее ругаю, все же люблю больше, чем любое другое место. Пару десятков лет я вообще не пересекал границы Московской области. Я побывал в разных концах нашей страны, поездил немного по заграницам, но мне так и не удалось увидеть Ленинград, о котором мечтал в детстве.  Не сложилось, хотя много раз приглашали друзья и знакомые.

16 октября 2009 года.

    В середине октября 2009 года произошло странное событие. После очередного невыездного десятилетия почти случайно поехал в вольную командировку в Санкт-Петербург. В известной японской фирме вдруг обнаружилась вакантное место в команде, выезжающей на выставку и каким то образом туда пригласили и меня. На один день. Мне не удалось познакомиться с Ленинградом, но судьба все же свела меня с Санкт-Петербургом.

                                                                   *  *  *

    Ранним утром самолет донес меня до Пулкова и через час я уже был в центре Питера. Маршрут был примерно известен и полагаясь на внутренний компас, отправился пешком  в Манеж. Медленно шел по непонятным улицам среди старых высоких и невысоких домов. Было странное чувство, что я нашел что то, невообразимо давно мною потерянное. Словно когда то давно я уже бродил в этих местах, но то ли забыл все, то ли все вокруг изменилось до неузнаваемости. Незнакомое и знакомое. Так бывает, когда вдруг встречаешься с человеком, который в дошкольном возрасте был твоим другом. Разговариваешь с кем то совершенно чужим и в общении чувствуешь одновременно полную незнакомость и неуловимую близость. Было холодно и ветрено. В воскресный день на улицах было очень мало прохожих. С тех пор мне кажется, что в этом городе и должно быть пустынно.

     Я шел по улицам, наугад поворачивая во дворы, переулки, переходил какие то мостики и постепенно добрался до Исаакия. В голове шумело от впечатлений, я стоял, курил на ветру и мне вдруг почудилось, что где то внизу под городом, есть кто то, недовольный каменной тяжестью на груди. Ощущение было мимолетным и быстро схлынуло. Нужно было идти по служебным делам и я заторопился к Манежу. Суматоха новых быстрых встреч, звонки старым друзьям и знакомым. Рукопожатия, новости, беготня и опять телефонные звонки.
    Это быстро закончилось, приехали друзья, которых я ждал ближе к вечеру и просто забрали меня с собой. День прошел быстро, даже слишком. Люди, которые любят и знают свой город, пытались так много показать и рассказать...  К ночи я был настолько переполнен, что уже плохо соображал. Ночь тоже почти вся прошла в разговорах, а на следующий день я улетел в Москву. Уже в Москве понял, что влюбился в Санкт-Петербург, хотя почти не видел его. Осталось ощущение пронизывающего ветра, света и радости.

    Год 2010 полностью переменил мою жизнь и подарил новую встречу с Питером, которая тоже оказалась по сути мимолетной, несмотря на то, что в этот раз собирался познакомиться с ним поближе и побродить с фотоаппаратом и днем и ночью. Единственный самостоятельный выход в город состоялся незадолго до спешного отъезда. Навалилась болезнь, от которой я до сих пор не оправился. Долго бродил по улицам, фотографировал, прокатился по каналам и потом надолго засел в пустом полуподвальном кафе. Пил кофе, курил чуть-чуть, обжигая воспаленные легкие, смотрел отснятый материал и тосковал отчего то. Вдруг нахлынуло прежнее ощущение, что под городом кто то есть. Не один, их много и они дремлют, храня покой вечного недовольства. Я тихо сидел, пытаясь понять, что это было. Нечто живое/неживое, древнее и знакомо-забытое. Приступ удушья вышиб из этого состояния и пока подействовало лекарство, я совсем забыл про непонятное и вспомнил о нем много позже. Через день уехал в ад покрытой дымом торфяных пожарищ Москвы. От Санкт-Петербурга этого года осталась память светлого лета, разрушенных надежд, бессонницы и удушья.

    Долгие дни и месяцы остатка года и почти половина следующего прошли тяжело и не полностью сохранились в памяти. В начале минувшего лета уехал в Волгоград. Сухой, чистый воздух на даче неподалеку от берега Волги, прогулки, покой. Начал очень быстро приходить в себя и даже равнодушие стало куда то исчезать. Понял, что мне не стоит дышать воздухом большого города и провел вдали от людей все лето до осени. Однажды ночью сидел во дворе с компьютером и вдруг накатило щемящее чувство грядущей потери. Я замер, ко мне подошел шарпей Раджа, деливший со мной долгую ночь и взгромоздившись лапами на колени, взглянул мне в глаза. Меня бросило в холод, из глубины его глаз на меня посмотрел кто то такой же древний, как и те, которых я почувствовал в Питере прошлым летом. Только этот был живой и сострадательный. Раджа положил мне голову на плечо, я обнял его и наваждение схлынуло. В груди было тепло и спокойно.
    Лето закончилось, настала осень, уезжать не хотелось. Однако возвращаться было необходимо и я укатил в Москву, бодрый и довольно веселый. Нужно было решить много вопросов и как оказалось, я даже не представлял сколько. Очень хотелось съездить в Санкт-Петербург, тем более что меня туда искренне звали. Все пошло не так. Жизнь в те дни резко не заладилась, несмотря на улыбки, комплименты и радостные встречи. Предвкушаемую поездку в Питер я сам разрушил, московские проблемы не решались, здоровье резко ухудшилось. К тому же испортились отношения теми, кого я на протяжении долгого времени относил к близким. Летние планы потихоньку стали неактуальны.

    Неожиданно возникла срочная необходимость быстрой поездки в северную столицу, развязать давно забытые, неприятные и по большому счету уже неважные дела. Можно было и не реагировать, выезжать из Москвы в это время было неправильно по многим причинам, однако появился повод хотя бы полдня поболтаться по Санкт-Петербургу и наснимать картинок для задуманной в прошлом году серии. Ночь, день и ночь обратно. Выделить один световой день я мог. Бросил на соратника гостью из другого города, сел на ночной поезд и утром уже встретился с нужными мне людьми. Планы в очередной раз накрылись. Обратный билет пришлось сдать, ночь прошла в скучном общении и наутро, разрешив все вопросы, я отправился поснимать хоть что нибудь до отъезда в Москву.

    Было прохладно и как то сыро. Начало октября в северном городе совсем не такое, как в привычной Москве. Спрятал аппарат, зашел в какое то кафе на Литейном и сел пить кофе. Через час понял, что не хочу ничего снимать. Кураж пропал. Людей в зале почти не было, за окном сквозила промозглая серость, в кафе было тепло и покойно, а в душе была пустота. Ни о чем не думалось, но окружающие звуки пригасли и я опять почувствовал ТО, уже знакомое, под городом. Сидел неподвижно, боясь потерять ощущение и пытаясь понять, что это. Где оно, внутри меня или я все же ощущаю нечто неведомое во внешнем мире. Необъятная сонная горечь и раздражительное недовольство потихоньку выпивали все силы. Сквозь эти ощущения постепенно изнутри поднималась волна равнодушной и холодной готовности уничтожать все окружающее. Только очевидная бессмысленность происходящего и отсутствие желания шевелиться удерживали в хрупком равновесии вяло ворочающуюся силу. Сквозь затихшую картину окружающей реальности отстраненно почувствовал развеивающиеся следы сотен тысяч людей на улицах и в домах серого города. Только то, что внизу, мягко колыхалось в своей вечности.
    Совершенно опустошенный, прикурил сигарету и вдруг остро захотел выпить чего нибудь очень крепкого. Постепенно пришло осознание, что Город меня заметил и подал неуловимый знак. Я осознал, что он живет сам по себе, люди внутри него сами по себе и они очень зависят друг от друга. Люди и Город. То что под ними, старше города и старше людей. Уйдут люди, исчезнет город, а оно будет так же медленно существовать в своей кажущейся дреме.
    Подошла официантка, принесла еще чашку удивительно горячего кофе, который я заказал очень давно. Посмотрел на часы и увидел, что в этом состоянии пребывал очень недолго, хотя мне почудилось, что прошло не менее часа. Все, чем жил в последнее время, стало казаться пустым и ненужным. Будущее и прошлое стали такими же незначимыми, как и настоящее. Человек слишком мал перед лицом запертой от него вечности.
    Полностью выгоревший за эти бесконечные мгновенья и бессильный, бессмысленно посидел еще несколько минут и позвонил давней подруге. Не хотел в спешке видеться, но она с мужем и детьми, сейчас единственные достаточно близкие люди в Питере. Через пару часов уже возился с ребятишками и мелкой, но грозной собакой. Отбросил все ждущие меня в Москве дела и остался сначала на день, потом еще и еще. Несколько дней, проведенных в теплом и живом доме за границей города, притупили неведомое.

     Пережитое не ушло совсем, теперь Санкт -Петербург уже не видится мне светлым. Октябрьская встреча с ним принесла опустошение. Теперь он будит во мне отголоски серого, бесчувственного страха. Только живые люди согревают город холодных осенних сумерек.

    Каким он будет при следующей встрече? Что откроется мне в его порушенной красоте, чем он повернется ко мне, радостью или вековой тоской?

   Я жду.